ЛОВУШКА ДЛЯ МАЭСТРО
Детям сказка нужна,
Чтобы стали бесстрашными,
Взрослым тоже нужна –
Просто так, просто так.
((С) Владислав Крапивин)
Если говорить о фантастике, то есть у меня три автора, книги которых я покупаю всегда, если таковых нет в моей библиотеке и я могу расплатиться с продавцом ( даже самыми последними деньгам ). Это Жюль Верн, Владислав Крапивин и Андрей Валентинов. И, если говорить о Владиславе Крапивине, то мне всегда хотелось, чтобы появился автор, который смог бы работать в манере Владислава Петровича, при этом, разумеется, не слепо копируя мастера, но творчески развивая. Увы, такого автора пока нет, и его появление не предвидится.
Более того, заметна ещё более странная тенденция: авторы, которые не ставят своей целью подражать Крапивину ( Марина и Сергей Дяченко, Андрей Валентинов, Степан Вартанов, Кайл Иттор ) порою создают маленькие “крапивинские фрагменты”. Те же, кто намеренно следует по пути Владислава Петровича – проваливаются, иногда с оглушительным треском: Тяглов, ранний Сергей Лукьяненко. Правда, Лукьяненко в конце концов создал образ действительно крапивинского мальчика ( Лэн в романе “Мальчик и Тьма” ), после чего закрыл для себя эту тему и стал писать о своём и намного сильнее. В общем, тот случай, когда исключение подтверждает правило.
Садиться за чтение романа Бориса Тараканова и Антона Фёдорова “Колесо в заброшенном парке” мне было немного страшновато: Борис, во-первых, большой поклонник творчества Владислава Крапивина, а, во-вторых, мой очень хороший приятель. Если добавить, что Антон – так же к творчеству Крапивина неравнодушен, то мои страхи вполне понятны: юные герои романа наверняка выписаны по лекалам любимого автора и почти наверняка – неудачно. А жестко критиковать тех, с кем давно в хороших отношениях – удовольствие ниже среднего.
К счастью, я ошибался. От попыток копирования Командора авторы отказались почтительно, твёрдо и как-то очень органично. Духом творчества Владислава Крапивина пропитана вся книга – от посвящения на первой страничке, до финальной сцены. Но формы, которые принимает этот дух, авторы сделали своими руками от и до, не соблазняясь готовыми рецептами. Поэтому, я никак не могу согласиться с Виталием Капланом, что фамилия Крапивина на обложке, среди авторов, смотрелась бы естественно. По мне – это было бы как раз откровенным диссонансом с содержанием книги.
Во-первых, Владислав Петрович не часто ставит в центр произведения взрослых героев. Как правило, их место в романах Крапивина – на втором плане. Разумеется, есть и исключения: журналист Иванов во “Всадниках со станции Роса” или Ярослав Родин в “Голубятне на желтой поляне”, но они только подтверждают правило. Больше того, даже в этом случае взрослые герои Крапивина показаны как бы “замкнутыми” на героев-детей, всё, что не имеет отношения к детям, дается на ходу, крупными мазками.
В “Колесе” пять главных героев: двое детей, двое взрослых, а пятый показан как в детском, так и в зрелом возрасте. При этом взрослые – вполне самодостаточны. Есть моменты, когда на протяжении десятка с лишним страниц о детях никто не вспоминает. У Крапивина это просто невозможно. У Тараканова и Федорова – вполне естественно.
Во-вторых, юные герои “Колеса” прописаны с помощью других приемов, нежели обычно использует Крапивин. Понимаю, что здесь легко свалиться в вечную дискуссию: “Что такое “крапивинский мальчишка?”, поэтому буду краток: КМ – это образ. Чтобы увидеть КМа, необходимо смотреть не только на то, что надо, но и как надо. Да, на основе характеров Бурика и Добрыни Владислав Петрович вполне бы мог создать своих героев, если бы описал их так, как он умеет это делать. Борис и Антон даже не попытались стилизоваться под Крапивина, поэтому их герои получились иными, и эта инаковость играет важную роль в том, что их герои получились. Эти два мальчишки – вовсе не абстрактные схемки Койво и Отражателя, необходимые для сюжета. Мальчишки получились живыми, настоящими, способными в любой момент выкинуть непредсказуемый финт ( да и по ходу книги не раз этот финт выкидывающими ). Чего стоит одна сцена знакомства Бурика с зависшим ( не застрявшим ) в лифте Добрыней:
“Определить, пустой пришел лифт, или в нем кто-то есть, можно еще до того, как двери откроются. Этому способу когда-то давно Бурика научил отец: если есть кто-нибудь в лифте, то, едва кабина остановится на этаже, внутри щелкнет кнопка, и только потом двери раскроются. А в пустом лифте будет тишина, поскольку нажимать на кнопки там некому.
В лифте, когда он остановился на первом этаже, было тихо, и Бурик, не задумываясь, встал прямо перед раздвижными дверями.
Первое, что увидел Бурик, когда лифт раскрылся, были ноги. Длинные ноги в старых кроссовках, неподвижно висевшие в нескольких сантиметрах над полом.
Бурик почувствовал, как холодеет у него спина, и холодный пот течет по лопаткам. Не было сил поднять глаза, невозможно было оторвать взгляд от этих кроссовок — темно-синих, адидасовских, с тремя белыми полосками на боку. Правда, родной синий цвет был изрядно разбавлен землистыми оттенками грязи и глины, а полоски давно уже были неопределенно-серые, и вместо трех было их где-то в среднем по полторы.
Кроме кроссовок на ногах были старые истертые джинсы с сильно растрепанной бахромой внизу, а вот носков, похоже, не было. Как будет “бахрома” по-итальянски? — вдруг некстати подумалось Бурику. — Не знаю… la bachroma? Так ведь нет такого слова… Sulle gambe di quello, che era sospeso, erano messi i pantaloni blu con la… bachroma* … Нет, не bachroma!..
На какой-то миг Бурику отчетливо показалось, что он падает в оборвавшемся лифте в бесконечную шахту. Ему даже хорошо запомнилось ощущение невесомости и то, как он свободно висит в середине кабины. Одновременно с этим появилось нестерпимое чувство, словно холодная петля троса обвилась вокруг шеи и сжимается все сильней… и вдруг все прошло, как будто петля, пройдя сквозь пустоту, вывернулась наизнанку.
— Ха! Испугался? — услышал Бурик. Он, наконец, поднял голову и увидел, что болтающиеся ноги принадлежали мальчишке, который висел так посреди лифта, уперевшись руками в противоположные стенки кабины. Глаза у мальчишки — Бурик отчетливо запомнил это — были серьезные, странно пронзительные и немножко грустные, что резко контрастировало с его задорным голосом”.
И таких сценок по всему роману раскидано великое множество. Старательно копируя героев мэтра такого добиться не возможно. В героев надо вложить душу, только тогда они оживают.
Разумеется, это касается не только детей. Взрослые герои тоже получатся всего лишь картонными марионетками, если авторы не потратят на создание образов достаточно усилий. К счастью, персонажам Бориса и Антона это не грозит.
Даже герои второго плана прописаны тщательно и с любовью. Возьмем хотя бы отца Леонида. Он появляется в романе всего два раза, но, несомненно, запомнится читателям книги не меньше главных героев. Его поведение очень сильно выходит за рамки поведения стереотипного священника, кочующего по книгам ( и не только фантастическим ) современных авторов, как правило от Церкви весьма далеких. Тараканову и Фёдорову удалось создать образ человека, безусловно, неординарного и очень, говоря современным языком, харизматичного, но, в то же время, в вопросах веры ортодоксального, по крайней мере, на взгляд простого мирянина. Да, у кого-то отец Леонид может вызвать отрицательные эмоции: разъезжает на иномарке, коньяком не брезгует, слушает музыку лютеранина Баха… Ни коим образом не стану осуждать этих людей, но замечу, что всё же главная заповедь христианства – это Любовь. Любовь к Богу и к ближнему своему. И вот предъявить претензии к отцу Леониду в этой нарушении этой заповеди по тексту книги невозможно.
Противоположный пример: музыковед Алексей Харченко. Персонаж, прямо скажем, не положительный. Связан с адептами тайного культа ( правда, они используют его “в тёмную” ), отказывается помочь героям, да ещё и надирается до непотребного состояния. Но, тем не менее, для него у авторов находится не только чёрная краска и неадекватный поклонник творчества Антонио Виральдини не лишен своеобразного обаяния. Лично мне жаль, что его жизнь оборвалась так трагически. Думаю, что и многие читатели разделяют мои чувства. А ведь сломанные марионетки жалости не вызывают…
Отдельная удача Бориса и Антона – дьяболина Анна Джирони-Джильоли. Как известно, всегда трудно работать над персонажем противоположного пола – сказывается отсутствие личного опыта. Анна же получилась именно женщиной: умной, коварной, сильной, но, прежде всего, эмоциональной натурой, способной на волне чувств остановить на скаку не только коня и войти не только в горящую избу.
И тут не избежать перехода к теме противостояния Добра и зла в книге, ещё раз вернувшись к вопросу, почему не прав Виталий Каплан. В последнее время фирменный знак творчества Владислава Крапивина – это ОЗМ, “Озверелый Мир” от натиска которого приходится защищаться бедным одиноким детям ( конечно, даже у позднего Крапивина есть и более светлые книги, но только сказки, ни коим образом не претендующие на адекватное отражение современности ). В книге Тараканова и Федорова ОЗМа нет. Есть плохие люди, но хороших, добрых людей в книге гораздо больше. Добрыне и Бурику не нужно искать Безлюдные пространства, чтобы сбежать из этой жизни – они просто не хотят из неё убегать. И Антонио, поменявший Венецию начала XVIII века на Москву начала XXI, отнюдь не вызывает читательского сочувствия. Скорее, за него можно порадоваться.
Вообще, меня очень порадовало, что авторы вообще постарались воздержаться от демифологизации зла. Сделав его главным источником некий абстрактный культ Двенадцати Голов, они не только вывели книгу за пределы обслуживания ( вольного или невольного ) чьих-то сиюминутных политических интересов, но и избежали более серьезной ловушки: им не пришлось писать о тех вещах, в которых они не разбираются. Читая книгу, я не раз вспоминал слова великого футболиста, игрока и тренера Михаила Иосифовича Якушина: “Игрок должен в первую очередь демонстрировать свои лучшие качества”. Вряд ли Борис и Антон, люди абсолютно не футбольные, знали это высказывание, да и литература, всё же, не футбол, но, тем не менее, они сосредоточились на том, что они знают и умеют – и это, без сомнения, пошло книге на пользу. Тем более, что знают и умеют они многое.
Прежде всего, конечно, роман очень выиграл от присутствия в ней музыки. Я говорю даже не о прилагаемом к книге компакт диске с музыкой Антонио Виральдини ( хотя, само по себе это – уникальное явление ). Музыка живёт в самом тексте, являясь тоже в какой-то степени героиней романа. Ну, скажите, у кого ещё из современных писателей можно прочесть что-то вроде:
“В двадцатом веке камертон подскочил почти на терцию и вздернул за собой вверх все голоса”.
Разве что у Олди… Ненавязчиво и аккуратно, авторы поднимают музыкальную культуру читателей, которая, будем откровенны, у большинства из нас находится, увы, на неприлично низком уровне.
А кулинарные странички? Конечно, тут, сразу приходят на ум аналогичные фрагменты из произведений Сергея Лукьяненко и Кирилла Еськова, но то, что начинающие авторы способны поддержать заданный признанными мастерами уровень – несомненный плюс.
О рельсах и паровозах позвольте умолчать. По моему скромному разумению, авторы уже давно заслужили значок “Почетный железнодорожник”.
Несколько слов о недостатках романа. Их, на мой взгляд, два. Во-первых, мне кажется неоправданной смена темпоритма на стыке второй и третьих частей. Никаких объективных причин замедлять темп я не вижу, а из-за этого возникает впечатление, что действие “провисает”. Страницы идут, а действие стоит. Почему стоит – не понятно. Впрочем, это тот случай, когда критика основывается совершенно на субъективных ощущениях. А вот объективный недостаток книги – её цена. Всё понимаю: компакт-диск, качество бумаги и переплёта, и всё же, всё же… Если бы фамилии авторов мне ничего не говорили, то по такой цене бы я книгу не купил. Никогда.
Теперь нам пора возвратиться к началу. Если помните, я очень хвалил авторов за то, что они не стали пытаться выписывать “крапивинских мальчиков”, а, сохранив атмосферу, присущую книгам Владислава Петровича Крапивина, пошли своим путём. Так вот, “крапивинский мальчик” всё-таки в книгу пробрался. Мнится мне, что авторы о такой возможности даже не подозревали. Но такой уж народ эти мальчишки:
“…
А во-вторых… если я тебя сильно люблю, это еще не дает тебе право вить из меня веревки.Антонио посмотрел на учителя.
— Дает… — сказал он, и тут же улыбнулся во весь рот.
Учитель улыбнулся в ответ. “Да… За эту его улыбку можно полжизни отдать, — подумал он. — Но правильней будет изобразить строгость”. И нахмурил лоб.
— Это еще почему?
— Потому, что вы — мой. — Антонио подошел к Карло и бесцеремонно забрался к нему на колени. — А я — ваш”.
Вот и попробуй, разгадай тайну Антонио Виральдини…
Октябрь-декабрь 2004
P.S. Увы, закончить придётся на печально ноте. Во время написания этой статьи я узнал о кончине Георгия Александровича Струве, одного из героев этой книги, где фантастика и реальность переплелись самым причудливым образом. Я видел его всего лишь один раз, на презентации романа, но этого мне хватило, чтобы понять, какой это человек. Да будет ему земля пухом…